"любовники, чьи дни уж сочтены"(У.Ш.)

посв. М. З.


В городе разом исчезнут форель и картофель,
в книгах - все яти и ятеобразные буквы;
корреспондент возмущённо воскликнет: майн... тойфель!..
Я ж улыбнусь и спокойно подумаю: будь ты
облачным, небо, я б выйти и не подумал.
"Знаешь, от "ы" мне остались какие-то палки,
не подлежащие чтению вслух, как пустые пробелы," -
страшно представить себе и смешно отговорку -
в библиотеку к тебе не пойти, на свиданье с тобою.

Трудно представить причины другой катастрофы:
живы останутся женщины только и дети,
корреспондент удручённо вздыхает: майн... тойфель...
нету печальней и нерукотворней на свете
повести, с переизданием примечаний.
"Милая, трудно читать: все слова мне как будто знакомы,
но как дислексик, теряю я нить рассуждений
и слишком быстро глаза устают; я не знаю,
чем мне заняться, когда ты отсутствуешь долго."

Мне как-то страшно рассматривать этот профиль,
срез этот, трещину на выражении счастья.
Корреспондент про себя воздыхает: майн... тойфель!
смотрите, она улыбается, она говорит "сейчас я
кончусь, о, это сложней, чем начаться."
"Да, я купил нам бутылочку "Совинона",
как произносят сейчас, и убрал все газеты подальше:
сядем с тобой на полу после ужина, будем
пить и смотреть календарь, говорить о Шекспире."